О текущей экономической ситуации в России я несколько часов беседовал с генеральным директором УМЗ-2 Наири Чатиняном. Он разложил ее по полочкам, выстроив логическую цепочку рассуждений, и таких полочек, то есть частей разговора, получилось четыре. При этом Чатинян оказался остер на язык и не побоялся мыслей на тему московских и местных властей.

— Самый простой способ войти в конкретный разговор о российской промышленности, — начал Чатинян, — через наш Ульяновский механический завод № 2. Через завод, как сквозь призму, видно всю экономику России в динамике — отдельно от нее УМЗ-2, понятное дело, существовать не может, это абсолютная калька того, что происходит, просто в уменьшенном масштабе. Я с 1999 года на заводе, с 2002 года — директором, ночью могу ходить по нему с закрытыми глазами.
Так вот, за эти 16 лет я поневоле стал обладать даром экономического предвидения. Никакой мистики. Просто мы выпускаем грузоподъемную технику. А наша техника это показатель движений в экономике страны с этаким лагом, с отсрочкой в 1,5-2 года. Все серьезные проекты закладываются как раз за такой период до их осуществления. Пишутся техзадания, подбирается техника, в том числе и наша, для строительства, реконструкции, модернизации и так далее. Если мы в точке Х наблюдаем какое-то снижение спроса или остановку спроса на нашу технику вообще, то на экономике это начинает отражаться через те самые 1,5-2 года, о которых я упоминал.

— Почему?
— Потому что строительство — один из самых сильных драйверов в экономике, маркер, если хочешь. Например, гусеничная техника и заказы (или отсутствие заказов) на нее — это маркер в крупном промышленном строительстве: газоконденсирующих или атомных станций, в реконструкции предприятий химии, нефтехимии, металлургии, крупных портов, на строительстве космодромов и т.д… Кстати, таких кранов в стране не делает никто, в мире подобные краны делают шесть стран и всего 10 компаний, полным же циклом производства в рамках одной производственной площадки владеем только мы. И это повод для гордости.
Итак,тяжелые гусеничные краны показывают нам, что происходит в тяжелой промышленности. Цена нашего крана в старых долларах — порядка 1 миллиона, просто так их никто покупать не будет. И если мы видим, что есть заказы на новые краны или хотя бы на запчасти к тяжелым кранам, значит все неплохо, движение в индустрии есть, значит и другие отрасли будут шевелиться.
Еще одна сфера, в которой работают уже наши легкие автомобильные краны, — жилищное строительство и строительство коммерческой недвижимости. В ней есть две кривые — рост доходов у населения, который сразу ведет к росту покупок недвижимости, и рост доли ипотечных кредитов. И то, и другое говорит о том, что реальные доходы растут, а банковская система стабильна, средняя температура по больнице нормальная. Шучу. Если квадратные метры сбываются на рынке, их нужно строить еще, если нужно строить еще — нужно закупать автомобильные краны. Кстати, один из базовых индексов анализа динамики экономики, который есть, например, в США, это темпы ввода новых домов — мощный показатель, отслеживаемый каждый месяц. Это я рассказал тебе очищенную от внешних факторов экономику, идеал, скажем так, без конкуренции с Западом, без конкуренции с Китаем. Таким образом я тебя и читателей ulbusiness.ru подвел к тому, что мы, выпуская технику двух разных видов, измеряем ту самую «температуру» в тяжелой промышленности, индустрии, энергетике и так далее, и измеряем «температуру» в жилищном строительстве. Есть еще один момент, связанный в продажами и заказами на наши автокраны, — мелкий и средний бизнес. Который строит свои небольшие цеха, производства, переработку, например, или торговые центры. Есть заказы — мелкий и средний бизнес жив, курилка. Нет – тема для анализа. Мы поговорили о наших партнерах – потребителях техники. Но более серьезную пищу для анализа дают наши контрагенты-поставщики, а их более 500. Ведь мы на УМЗ-2 берем практически голое сырье, а получаем на выходе высокотехнологичный продукт. Наши партнеры это практически все отрасли российской промышленности от металлургов до производителей тросов, электрики и электроники, гидравлики, резинотехнических изделий, пластика, стекла и химии, лакокраски, литейных компонентов — всего не перечислить. Широчайший спектр контрагентов. Если бы я, например, руководил хлебокомбинатом, меня волновала бы только цена на муку и свежесть хлеба в магазинах, я был бы почти «слеп» в плане всей экономики страны, понимаешь?

— Понимаю. Что дальше?
— Заключение делаю. Все эти годы я наблюдал одну страшную и неприятную мне, как промышленнику и патриоту своей страны, картину в двух вариантах: либо промышленный сектор уничтожался целенаправленно врагами страны, либо, правительство, мягко говоря, закрывало на это глаза по типу «регулируйте себя сами, выживете в рынке — класс! Нет, увы и ах, купим, что нужно, на Западе или в Китае». И эта стратегия звучала до недавнего времени в России на всех уровнях, начиная с Москвы и заканчивая местными чиновниками-дворняжками. Адам Смит, невидимая рука рынка, монетаризм, экономический дарвинизм… Мол, выживает сильнейший, и кидали нам лицемерные фразы: «Конкурируйте с западными компаниями, кто вам мешает!» Берите, мол, кредиты в банке, создавайте инновационный продукт, топайте на российский рынок, побеждайте там западные корпорации, а еще лучше — экспортируйте свою продукцию!

— Так многие согласятся с такой позицией властей, от современных студентов с экономфака, до региональных министров экономики, например.
— Бред! Такой экономический дарвинизм возможен только при равных стартовых условиях для ускоренного создания какого-то продукта, например. И тут я сразу делаю ремарку, которую прошу выделить особо, чтобы она бросалась в глаза для понимания всего нашего дальнейшего обсуждения. Россия — арктическая страна. Не северная, а именно арктическая. Держи ты ее в уме, пусть читатели тоже держат эту фразу в голове при чтении статьи, и тогда многое станет понятнее и яснее. Запомнили? Вперед, обcуждаем дальше.

— Хорошо, идем дальше.
— Весь уклад российской экономики — от промышленности до сельского хозяйства, должен исходить из этого постулата: «Россия — арктическая страна». Пока же экономика России живет по западному укладу и страдает вместе со всей страной. Начну с примера по строительству обычного здания у нас в России. Сколько у нас длится сезон строительный, как думаешь?

— Ну, с марта до ноября… Зимой же строят вовсю, я сам видел в весьма холодном Новосибирске, например.
— Во-первых, это плохо для здания, во-вторых — неправильно. В нашей стране на землю строителям можно заходить с апреля, да и то не везде и не всегда, а нормально кладку делать или заливать бетон лучше всего при среднесуточной температуре +5 по Цельсию. Да, можно работать с подогревом, с химдобавками и в -25-30 градусов лить бетон. Но делать это можно либо для существенного роста сметы с откатным запашком, либо для извечного российского властного «давай-давай, горят сроки к празднику». Все арктические технологии строительства на грани фола и форс-мажора. Нельзя так делать. Поэтому в РФ и происходит в последнее время такое количество аварий с новыми объектами. А нужно было закладывать заранее допуск, что «Россия — арктическая страна», и нужно успевать в сезон апрель-октябрь. Понимаешь, что я говорю, строительный сезон в стране — всего пять месяцев. Далее какая глубина промерзания грунта? 1,7 метра. Значит выше ее не может быть практически никаких коммуникаций. И все это в толстостенных трубах из-за морозов и коррозии, и так далее. Представляешь, какие нужно рыть котлованы и траншеи? А толщина стен какой должна быть с учетом минус 40 градусов ниже ноля. А чудовищная снеговая нагрузка? Ни один вменяемый проектант в России не рискнет сделать тебе проект легкой недорогой крыши, простеньких колонн, простых несущих конструкций. Только с учетом снеговой нагрузки. Плюс ветер. Лёд. В Европе и вообще в мире, такие расчеты для минус сорок градусов, это попросту безумие, Арктика. Там никогда не было и никогда не будет такой низкой температуры воздуха. Нет таких температур пиковых, а затем еще и длящихся месяцами по -20-25 нигде. Канада? Исландия? Аляска? Норвегия? Так там живет крайне мало людей, и, что важнее для нашего разговора, почти нет промышленных предприятий. А у нас есть и должны быть. Ближе всего по параметрам — Монголия, но это пустынная страна, Северо-Западный Китай еще? Там практически нет жизни и, повторюсь, нет промышленности.

— Вывод?
— Вывод: мы из-за нашего климата вынуждены делать просто сумасшедшие капитальные затраты. Практически любое «телодвижение» в экономике России автоматически на порядки дороже, чем где-либо в мире. Выпустить погонный метр трубы, тюк ткани, квадратный метр дома, тонну цемента, стыки мостов, метры электропроводки — всё дороже. Наши неплохие вроде бы весна-лето-осень — весьма обманчивы для тех людей, кто не разбирается в капитальных затратах на строительство. Лето жаркое, с засухами и ливневыми дождями, а межсезонье порождает так называемые переходы через ноль — проклятье России. Это элементарная физика. Нет поверхностей без микротрещин. Снег и лед в 10 утра при солнышке тает, попадает в трещину. Солнышко зашло – замерзло, вышло снова тает, трещина заполняется льдом и идет «вразнос», и так несколько месяцев в году десятками циклов. Ни один материал на планете Земля не рассчитан на такое издевательство со стороны природы! И все это в огромной по территории стране с огромным населением. Не забывайте наши коммуникации, чтобы доставить что-то из точки А в точку Б, мы тоже тратим больше денег. Огромную сеть железных дорог нужно и строить, и содержать, грунт плывет, летом жара, зимой холод, в Сибири вообще ад. Я что пытаюсь сказать?

— Что?
— Любая инвестиция в нашей арктической стране не может быть дешевле, чем где-нибудь в мире. А ведь мы все это еще должны обогреть и осветить! Отопительный сезон в России — семь месяцев, это же катастрофа! Для того, чтобы просто жить здесь и не умереть от холода, Россия вынуждена тратить колоссальное количество электроэнергии, теплоэнергии, газа, мазута, нефти… Так вот, очень дорогое здание на арктической земле с отоплением в семь месяцев что должно выпускать, чтобы оно было конкурентоспособно на Западе?

— Наверное, к черту экспорт в таком случае? Нужно выпускать что-то и много для себя?
— Бинго! Я ведь говорю настолько тупые и банальные вещи, которые должны вбиваться в голову будущим русским экономистам на первых курсах в вузах. Так нет же, Адам Смит, дарвинизм… Итак, мы получили что? В промышленности мы априори вынуждены нести огромные затраты. Возьмем социальную сферу. Вот построили мы стадион. Его ведь нужно содержать. Это отопление, энергия, уйма затрат… Кто содержит все эти бассейны, которые понастроили по известной программе известной партии? Сами администрации бассейнов? Ага, сейчас.

— Директор ледового дворца в Новоспасском, отличный, кстати, там ДС, мне лично говорил, что на содержание уходят миллионы рублей в год. Основные расходы — отопление, энергия… И часть денег они обязаны зарабатывать сами, часть компенсирует бюджет.
— Верно, бюджет, то есть — наша экономика. Идем дальше. Сельское хозяйство в арктической стране — это не метод зарабатывания денег и какой-то там конкуренции с западными теплыми странами, это тупо, простите, способ накормить страну. Себестоимость килограмма мяса, литра молока, центнера зерна, литра растительного масла всегда будет выше, чем где-либо. Не можем мы конкурировать с Аргентиной, например, в производстве мяса говядины. Тамошние гаучо-ковбои гонят по нескольку десятков тысяч голов на свободный выпас почти круглый год из-за климата. Скотина ест сама. Нет засева полей многолеткой, тракторов, силосных ям, подвозчиков, коровников с отоплением, светом, и прочего, прочего… Какой выпас коров может быть в России с октября по апрель-май?! Никакого. Мы зимой кормим корову, чтобы она не сдохла и потом накормила нас. И это только один пример. Мы неконкурентноспобны по отношению к Западу в этом отношении за исключением нескольких климатических зон. Ростов-на-Дону, Ставрополь, Краснодар, немного Воронеж, немного Алтай и немного Дальний Восток… Остальное — Арктика. И затраты, затраты, затраты.

— Жуть. И ничего мы дать миру, скажем так, не можем, кроме нефти?
— Насчет нефти не забегай вперед. Дать можем, что угодно. Да хоть рыбу, морепродукты. По рыбе СССР был мегаимперией, эдакой звездой смерти из звездных войн. Такой цепочки — от дикого количества судов и плавучих рыбзаводов до сети магазинов «Океан», не было нигде. Рыба — ценнейший материал для нашей российской жизни, для обеспечения продовольственной безопасности населения. Если выбираешь мясо или курицу, выбирай рыбу. Мы страна №1 по биозапасам рыбы даже сейчас. Ее в наших водах просто физически невозможно никогда выловить и истребить всю, хватило бы всей стране. А что мы едим? Норвежскую семгу и турецкую садковую дораду, черт побери. Хотя я покупаю всегда волжского судака на центральном рынке.

— Насчет рыбы я понял. Нужно возрождать отрасль и заваливать страну здоровой пищей из моря. Но остальное-то — нерентабельная тоска какая-то.
— Да. Но для этого Господь дал России неисчерпаемые энергетические ресурсы. Он как-бы сказал: «С такими ресурсами не замерзнете никогда. Хотите жечь Вечный огонь по всей стране в память о своих Героях? Жгите, под вами океан газа. Угля не сосчитать. В Кузбассе открытым способом добывать можно сотни лет. Нефтяные ванны можете себе делать. Еще запасы дерева вам добавлю. А еще — на огромных реках гидроузлы для выработки электроэнергии построить можно». Уравновесил нам все наши проблемы, если можно так сказать. Даже с лишком. И, благодарю титаническому труду наших с тобой прадедов, дедов и отцов, которые жизнь гробили, была создана из Божьего дара огромная инфраструктура, которой можно пользоваться. И мы до сих пор пользуемся. Поэтому нам с такими ресурсами должно было быть фиолетово, сколько мы платим за коровники и строительство дорогих зданий.

— И очередной вывод у нас какой?
— Вывод такой: система в СССР была построена не с учетом рыночной эффективности по западным учебникам экономики, не с учетом капиталистической конкуренции, а для того, чтобы сотни миллионов человек в нашей ледяной стране не то, чтобы не померли от мороза, а еще работали, строили, писали картины и симфонии, рожали детей и запускали Юрия Гагарина в космос. Система был построена не для эффективности управляющей компании, корпорации или инвестора. И в современных условиях она тоже не может быть инвестиционно привлекательной. Кто-то должен платить за все проекты, учитывая сказанное мною выше о капитальных затратах и прочем? Должен. Кто? Либо конечный потребитель в виде более высокой цены на продукт, либо — компания. Компания, наша или иностранная, в современной России будет работать себе в убыток? Нет. Остается потребитель, которого раздевают и обдирают все, кому не лень.

Андрей Белов

Продолжение следует.